[indent] Долго идти не пришлось. Тодор смотрел в сторону, уверенный, что если даже кто-то встретится ему, то встретится по направлению взгляда и, уж конечно, не заметит самоучку-охотника, что так упорно наваливался на передние лапы вместо равномерного распределения веса при движении. Лишь листва приглушала шаги — она сделала их неслышными для встревоженной раненой птицы, что опустилась на землю, будучи не в силах продолжать полёт. Тод обернулся на шорох и замер, чуть приоткрыв пасть. Заложенный нос не дал смилодону учуять птицу раньше, поэтому котёнок был удивлён её появлением и даже простоял, выпрямившись, дольше положенного времени. Но клыкастый вскоре собрался и сфокусировал бегающий взгляд на обеспокоенном зверьке, припал к земле и, недолго понаблюдав, начал медленное неуклюжее движение вперёд. Впрочем, едва ли можно назвать Тодора умелым охотником: он то чересчур поднимал зад, то опускал морду так, что касался клыками земли, то неудачно ступал и, пошатнувшись, шуршал сухими листьями. Всё это привело к тому, что на расстоянии каких-то тридцати шагов тревожно озирающаяся птица заметила хищника, встрепенулась и с каким-то непонятным звуком, в котором Тод расслышал разом страх, отчаяние и злость, взмыла невысоко в воздух. Котёнок прыгнул и помчался к ней, проникнувшись азартом, а цель охоты, превозмогая боль, всё била крыльями о воздух, теряла перья, однако неизбежно опускалась на землю из-за подбитого крыла, тотчас же отталкивалась и снова норовила оставить клыкастого далеко за спиной. Но Тодор не сдавался. Он, не надеясь уже на свою скрытность, просто скакал вперёд, подбирался как можно ближе и, на миг задерживаясь, тоже подпрыгивал, щёлкал зубами у самого хвоста обречённой, но, не поймав, приземлялся на лапы, исполнялся ещё большим желанием добиться своего и продолжал погоню.
[indent] В самом деле не зря смилодонов считают самыми дикими из охотников: у многих чуть ли не отключается разум (со стороны наверняка так и выглядит), бесстрашным зверем движет желание убивать или же ему просто тяжело остановиться, когда заточённая внутри ярость вырывается на свободу. Взрослые добытчики Союза поддаются аффекту, но не обошло это состояние и вроде бы мирного, не знавшего всей жестокости жизни котёнка-изгнанника. Тодор не мог и не хотел понимать, что он сейчас делает и зачем, он просто гнался за птицей, не переводя дыхания, поддерживаемый игривой злостью, увлечением. Это было соревнование с раненой добычей на выносливость, но на кону стояла жизнь: либо погибнет от зубов кота птица, либо умрёт от голода или бессилия смилодон, не выдержав экзамен на стойкость. Пищевая цепочка, естественный отбор... Никому из них не было дела до этого; они просто хотели жить.
[indent] Впрочем, рано или поздно эти догонялки должны были закончиться. Птицу подвели боль, напряжение и страх, ей в спину дышала смерть в лице прирождённого убийцы, кота, чьи челюсти способны сломать её кости — и пернатая сдавалась, замедлялась, поднималась от земли реже и ниже; а Тодора подстёгивало всё от мучительного голода до аппетитного вида загнанной дичи, и он не оставлял попыток поймать её зубами, лапами, сбить на землю окончательно, прижать, заставить перестать дёргаться... Он сделал это, очень удачно прыгнув на птицу, когда та промедлила с попыткой взлететь. Сначала Тод не поверил своей удаче, но с силой навалился на крылатую жертву, зарычал не своим, искажённым ожесточением голосом, почти на ощупь вцепился в мягкое пернатое тело, досадуя на неудобные для такой работы клыки, и вдавил птицу в землю лапами. Когти впились в кожу, под самое основание перьев, вошли глубже, ослепляя  вспышками точечной боли, зубы на миг разжались, но лишь чтобы перехватить беднягу поудобнее и пережать её тонкую шею. Птица тщетно мешала охотнику здоровым крылом, напрасно старалась вывернуться, безуспешно делала попытки попасть по нему клювом, но всё же не замирала в лапах смерти, не сдавалась на милость победителю, а боролась до последнего. И вдумчивый Тодор, возможно, зауважал бы её силу духа, ибо не знал, что именно движет всяким животным в экстремальной ситуации, но и сам был чересчур увлечён происходящим, настолько, что ему некогда было думать и анализировать: весь разум был обращён к телу, раздавал приказы, опираясь на ощущения хищника.
[indent] Едва ли Тод вспомнит, как разозлился на птицу за то, что она мешает ему, как неистово сжал зубы, без умысла сломав своей жертве шею, как держал, душил парализованное тело до последнего, пока оно окончательно не обмякло в его пасти. Зато наверняка вспомнит, как долго лежал под одним из корявых деревьев Древней пущи, терпеливо, настойчиво и с наслаждением выдёргивая перья и пух, как давился собственной слюной от голода и предвкушения, как рад был чувствовать вкусную тёплую кровь на языке, как приятен был ему хруст мелких косточек и крепких, иной раз не рвущихся с первого раза сухожилий... Малыш остался доволен собой, когда покончил с перекусом, умыл кровавые лапы и морду и подумал было полежать в этих перьях, что разбросаны были вокруг, подольше, но вспомнил, что перед ним стоит важная цель — найти сородичей, которые то и дело снятся ему.
[indent] — Да... надо бы. Но куда именно? — Котёнок окинул взглядом местность вокруг. — Не туда, откуда пришёл. Но если дальше вперёд... Там холодно, я это чувствую, но на той дороге мне приснился другой сон, и, — голос размышлявшего вслух Тодора вдруг дрогнул, — и ты не прав, папа. Это не «просто сны». И они не «никому не нужные». Они нужны мне, слышишь? — Тод даже повысил голос, мяукнул куда-то в пустоту впереди, между деревьями, как будто там и правда стоял его отец. — Или, может, просто [сны]... Но нет, я не верю в это. — «Не хочу верить».
[indent] Поверив в бессмысленность своих загадочных сновидений, Тодор потерял бы цель в жизни, потерял бы всякую мотивацию идти дальше. Внутренне опасаясь этого губительного отчаяния, котёнок погнал мысли о Рихарте прочь и сделал вид, что твёрдо решил идти на север. Сначала к тому месту, где ночевал, потом — как можно дальше от него спиной к холмам. Обнюхав место расправы над птицей и кинув последний взгляд на безучастный лес впереди, Тодор стал пытаться отыскать свои следы, свой запах, дабы по нему выйти к ночлегу. Следопыт из него пока плохой, но надо же когда-то учиться?