За жизнь Эбэ успело смениться несколько поколений. Нить времени истерлась, затерялась, запуталась, - иногда так сильно, что сама мамонтиха не может вспомнить точно, где она пролегала. По меркам прочих зверей она здесь так давно, что никто уже не может представить себе эту седую громаду крохотным, уязвимым детенышем.
Она появилась на свет, как ей кажется, сильно севернее, там, где зимы гораздо суровее. По незапамятно древнему обычаю её рода, отец покинул семью сразу же, и новорожденную встречали в кругу сестер и матерей. Она почти ничего не помнит о месте, где родилась. Знает лишь, что осенью там в звездном небе зубцы Лисьей Короны почти касаются копыт Белого Зубра, а поздней весной под снегом можно было найти такой сытный ягель, какого здесь никогда не бывает.
Большую часть жизни Эбэ провела на юго-западной части континента, но бескрайняя тундра и холодное горное плато - единственные места, которые старая мамонтиха называет домом. Вот уже пятнадцать лет она странствует через метели и вьюги, повинуясь запечатленной в памяти звездной карте, полной путей, понятных лишь её роду. Эбэ - мамонт, и она всегда гордилась своим народом. Не раз она благодарила небо за то, что ее жизнь зародилась именно в этом могучем теле.
Эти животные - одни из самых умных травоядных Пангеи, не уступающие в интеллекте ее хищникам. Их культура также сложна и интересна, но очень закрыта. Мамонты, по большей части, не говорят на общем языке. Их переговоры, состоящие из низких, длинных звуков, тяжелы для восприятия прочих зверей. Некоторые травоядные могут понимать мамонтов, кто-то из них даже может что-то сказать, но для хищников язык гигантов остается неразборчивым гортанным ревом. В свою очередь, сами титаны плохо обучаются общей речи. Жизнь "ачыгый кыгыл", маленького народа, как они называют иные виды, мало касается их жизни. Подавляющее большинство мамонтов пренебрегает всем тем, что не включает в себя их учение. Исключения - редки.
Мать Эбэ среди неотступно следующих традициям сородичей получила насмешливое прозвище "Айман-Ыы", что значит "Беспокойная". Бэх, как её звали, не славилась смирным характером и во времена своей молодости, когда она вела стадо. Ко старости лет же вдобавок к тяжелому нраву ум её истончился, и как минимум два раза в год она видела на небе предзнаменования скорых несчастий, болезней и смертей, - и столь же часто придумывала способы избавления от них. Все лето стадо должно носить веточку вербы за ухом - только так можно защититься от злобных зубастых зверьков, что живут в семенах одуванчиков! Прошлой ночью созвездие Корня Ивы скрылось за тучей - это знак! Сегодня всем запрещается есть ивовые почки! Нельзя смотреть на свое отражение в воде, когда пьешь. После пробуждения начинать путь следует строго с левой ноги. Нельзя наступать на лишайники, они всегда вырастают на месте, где кто-то умер. Семья Эбэ давно привыкла к чудачествам стареющей матери, которые были пусть необычны и иногда несвоевременны, но безобидны. Да, она иногда была предметом шуток молодых мамонтов, но Бэх все же пользовалась некоторым уважением, присущим всем пожилым самкам. Однако из всех её странностей была одна, никак не находящая понимания у родственников.
Мать Эбэ была одной из немногих, кто был способен говорить на общей речи, "языке мышей". Это умение всегда было диковинкой среди мамонтов, даже у самцов, которые проводят свою жизнь далеко от стада среди других животных. Никто не знал точно, где Бэх его приобрела. Кто-то уверял, что в молодости она подслушивала переговоры в стадах оленей, часто сопровождающих мамонтов в странствиях, кто-то - что она нахваталась этого от кого-то из своих мужей, самая же забавная теория гласит о том, что для того, чтобы научиться общей речи мамонтиха поймала лисицу, посадила ее себе на спину и под угрозой неосторожного падения заставила несчастного зверька стать её учителем. Так или иначе, каждый из братьев и сестер Эбэ знал хотя бы пару слов на этом смешном наречии: кажется, некогда бывшая матриархом мамонтиха уверяла, что только общей речью можно спутать злых духов, которые пытаются сбить молодняк с верного пути, и настаивала на передаче этих "знаний" своим детям, заставляя всех вокруг сочувствовать последним.
Настоящие имена мамонтов очень длинны. В них, как правило, зашифровано некоторое послание, напутствие на всю будущую жизнь. Их дают на двенадцатый день жизни. Они складываются как из астрологического предсказания, так и из пожеланий семьи. Полное имя Эбэ гласит: "Эбэ, из странников, дары Матери Метеоров обретших вопреки".
В нем заключен не самый позитивный настрой. Эбэ родилась под созвездиями, считающимися несчастливыми для самки - они сулили отчужденность. "Бивень Шестиногого нацелился на Сестру-Сердце, а Бродяга уходит прочь..." Семья в целом не придала этому особого значения, ведь обещания неба новорожденным всегда туманны и неочевидны, но для суеверной Бэх это было страшным знаком. Утяжеляло становление Эбэ и то, что она была последним детенышем своей матери: она чувствовала, что Зов оставляет её, уступая место старости, перед чьим лицом сложно устоять в порывах. Ни о ком так не заботятся родители, как о своих самых младших детях - и Эбэ опекали денно и нощно. Перед матерью вечно вились страхи, ей казалось, что её дитя слишком мало для своего возраста, слишком мало говорит, недостаточно ест, недостаточно пьет. На деле же детеныш был абсолютно здоров, впитывал все как губка и обещал вырасти достойным членом общества. Родственникам даже приходилось следить, как бы маленькая сестренка не нахваталась чего лишнего от иногда увлекающейся Бэх: Эбэ как то раз долго переубеждали в том, что одуванчики на самом деле безопасны, а закрывать глаза у пруда совсем необязательно.
Сейчас она почти не помнит всех ребяческих обид. Они пропали, испарились, будто их и не было. Детство для её памяти давным-давно потеряно: в нем не было ни потрясений, ни тяжелых для души событий, которые могли бы закрепиться в голове. Кажется, на сегодняшний день Эбэ даже не сразу сможет узнать своих родичей, если ей вдруг привидятся их призраки.
   Когда стада мамонтов становятся слишком большими, молодые особи зачастую собираются и создают собственную семью. Так произошло и с Эбэ: по достижению совершеннолетия её, её сестру и трех племянниц провожали в путь, по древнему обычаю выбирая им звезду-покровительницу, указывающую дорогу. Их маршрут вел на Юг, далеко от родных краев. Этот путь ныне - самое раннее воспоминание из тех, что не распадаются на болезненные неясные лоскутки при попытке обратиться к ним. Кажется, она сама тогда хотела все забыть: в молодые годы перед открытым нараспашку миром хотелось отринуть все свое небольшое прошлое как ненужное и глупое. Ей это далось с легким сердцем. Стоит сказать, что больше Эбэ с оставшимися на Севере родственниками не виделась. Когда через несколько десятков лет она вернулась туда, никого из тех, кого она знала, ей не встретилось.
Предгорья - благодатная земля для мамонтов. Эбэ не любит говорит о тех местах, слишком тяжелы воспоминания, но самое лучшее с ней случалось именно там. Это родина всех её детей. Земля, на которой прошли годы её молодости и зрелости. Мужья Эбэ были горными мамонтами: косматыми, немногословными, но нежными гигантами с черными, как ночь, шкурами, - и на свет появлялись такие же чумазые мамонтята, вечно пытающиеся забраться куда повыше в своих играх. Привыкнуть к новому месту оказалось очень легко: её старшая сестра была превосходным матриархом, лучшим, чем кто-либо, кого она знала ранее. Она вела свою семью, и ни разу за долгое время стадо не сбилось с пути, ни разу не ложилось спать голодным. Жизнь была такой, какой она должна быть: утро проходило в неторопливых сборах, день - в легкой для души дороге, вечер их стадо посвящало трапезам, а ночь проводило в безмятежной дреме, прерываемой лишь на внимательные взгляды в звездное небо - там, на юге, оно всегда казалось совершенно бездонным, но чутким и добрым к судьбам своих подопечных. Отрывки минут из тех десяти лет до сих пор иногда видятся Эбэ в самых глубоких из снов.
Они всегда прерываются затертой горечью, которую Эбэ ощутила, когда матриарх, её сестра, умерла.
Горы - опасное место. Особенно они коварны для тех, кто неосторожно им доверяется. Однажды отправившись на свидание с новым мужем, матриарх сорвалась со скалы. Стадо долго принимало соболезнования от соседствующих семей.
По старшинству ей наследовала Эбэ.
Семья мамонтов, в принципе, не столь иерархична, как стаи волков или кланы больших кошек. Все сложности, встреченные на пути, гиганты решают вместе. Матриарх - всего лишь старшая самка, чья обязанность - трактовать небесные знаки и вести стадо в согласии с ними. Вместе с тем, грамотное лидерство оказывается крайне важно. Не раз за свое бытие матриархом Эбэ встречалась со сложностями. Ей, по личному признанию, часто не хватало находчивости - особенно в те времена, когда она сама была матерью. Нести ответственность за стадо и за своего детеныша одновременно - тяжкий труд. Одно её дитя чуть не погибло однажды из-за невнимательности. Тем не менее, она справлялась.
Этот опыт оказался бесценен: едва ли Эбэ обладала бы хотя бы половиной тех знаний, которыми она располагает сейчас, если бы тогда она отказалась от возложенных на неё обязанностей. Она училась быстро, страх и сомнения понемногу отступали. Вскоре она стала уверенно вести свою семью, совершенно по-новому взглянув на звездное небо, ставшее не только безмолвным наблюдателем, но и верным помощником. Она обрела гордость и ответственность за свою роль. Восемь лет она главенствовала в стаде, охраняя покой дорог своей семьи.
Но Эбэ отмечает те времена с беспокойством и неприязнью. Их источник не слишком глубоко запрятан - ей посчастливилось обрести громадную ответственность в те времена, в которые с ней никому не удалось справиться. И если первые годы "правления" Эбэ для её семьи были почти такими же безмятежными, как и прежние, то последние - стали концом её существования. То, что родилось на Юге, безжалостно губило всех, и исключения были преступно редки.
Мамонты редко болеют. У них крепкие тела и теплый мех. Они страдают зубами, иногда - ранятся, самцы обламывают бивни в схватках. У большинства недугов не такие острые когти, чтобы оцарапать кожу зрелого и сильного мамонта.
Этот недуг был особенным. Его лапы могли переломить шею любому.
К землям Предгорья подходил Черный Мор. Слухи ходили тревожные, стада прочих видов понемногу редели, мамонты же пленились страхами, но не смели уходить. Путеводные звезды все так же задорно горели, веля не сходить с южных дорог. Никто не рисковал им перечить. Небосвод - карта жизни для любого мамонта, нарушать её - великая опасность. Все склонились в беззвучной молитве о знаке, давшем бы ответ. И он был, этот знак.
Этот момент врезался в память Эбэ прочней когтей орла в склизком рыбьем теле. В одну из самых темных, безлунных ночей тьму пронзил яркий свет - это проносился болид. Он вспыхнул на Юге и исчез на Севере, не оставив после себя ничего, кроме пустоты.
Трактование небесных знаков - сложная наука, даже для тех, кто занимается этим всю жизнь. Бесконечно велико искушение предсказать то, чего желает душа, а не действительную истину. В то тяжелое время оно было как никогда сильно, и не поддаться ему было невозможно. Семьи совещались между собой, трубя свои трактовки наперекор ночной тишине. Они были однообразны, все, как одна, говорили о надежде и спокойствии - те же, что вверяли ужас и угрозу не были слышны в общем реве. Знак в большинстве своем был расценен как доброе предзнаменование. Можно остаться.
Семья Эбэ присоединилась к этому роковому выбору - а их матриарх потеряла любой покой. Впервые в своей жизни в её голове всплывали воспоминания из давно уже отложенных, казалось, забытых знаний. Её уши вырывали из общей музыки природы звуки, которые складывались в пугающе понятные слова. Стада оленей, прячущиеся в траве львы, семенящие мимо лисицы, прогуливающиеся мимо медведи... Прочие звери знали о том, что происходит, лучше мамонтов, не смеющих заходить в самые южные широты. "Язык мышей", уже давно почти исчезнувший из головы, шептал Эбэ о скорой смерти. Нельзя вообразить себе насколько она жалеет о том, что не прислушалась к нему тогда.
А потом болезнь пришла, и уходить с Юга стало поздно. Предгорья из земли обетованной превратились в мертвую долину, отравляющую любого, кто имел неосторожность в ней обитать.
Тела Эбэ Черный мор не коснулся - ни тогда, ни после. Вместе с тем больше всего на свете ей хотелось разделить судьбу своих дочерей, племянниц и подруг. Одна за другой они слабели и умирали, - и не только они. Похоронные песни звучали по всей земле, то и дело на пути встречались курганы с телами. Печальнее всего было находить голые останки - тех, кто уходили последними, некому было хоронить.
Эбэ винит во всем произошедшем с ее семьей себя. Сверкающий след был не знаком нежности от неба, но строгим предупреждением. Те, кто понял предзнаменование верно, давно покинули Предгорья под насмешки обречённых на вымирание. Эбэ должна была заставить свою семью уйти с ними - а уже после было поздно. Она проводила свои дни в заботах о больных, а ночью в равной степени как размышляла о звёздах, так и прислушивалась к голосам. В отчаянии звериные народы покидали юг. Те, кто был ещё здоров, бросали хворых и бежали. Надо было идти за ними, поступать также, но Эбэ не осмеливалась оставить половину своей семьи на верную смерть. Отягащалось все новорожденным. Во время Черного Мора Эбэ родила замечательного мамонтенка, который не видел за свою короткую жизнь ничего, кроме смерти.
В конце концов, они остались единственными сохранившими здоровье. Как следствие - единственными, кто остался вообще. За год Эбэ потеряла все свое стадо, вверившее ей однажды свою судьбу. Их доверие она подвела.
Она знала, что наказание будет жестоким. И тем не менее.
По окончанию последнего ритуала захоронения Эбэ вместе с сыном отправилась на Север. Обычно путь одинокой матери опасен, но это был не тот случай. Они уходили последними, стада давно покинули эти земли, и хищники ушли за ними. Мир будто умер вместе со всеми вокруг. Никогда и нигде не было так тихо и покойно, как в землях, по которым прошёлся Черный мор. Те редкие странники, что встречались им, утратили силы либо в теле, либо в духе, превратившись в привидений выжженного мира. Медведи, забывшие про пищу, судорожно ищущие знаки от мира, остановившие бы этот кошмар. Львы, отощавшие настолько, что их не держали лапы. Волки, оставшиеся без стай. Они говорили - почти всегда говорили, ибо им нечего было больше бояться и не о чем больше молчать. Страшным для Эбэ было то, что каждое их слово она понимала, но ещё страшнее - то, что они понимали ее. Желая того или нет, каждый из них чему-то её учил. В коротких беседах с умирающими, ставшими для нее равноценными слову неба, она выучила их язык почти в совершенстве.
Север не был гостеприимен. Болезнь давно бушевала и там. Эбэ избегала других мамонтов, опасаясь заражения. Ей приходилось обороняться: большую часть своих шрамов она приобрела в первые месяцы по возвращению на родину. Хищники почти со всей Пангеи пытались найти здесь приют, а нашли лишь новые смерти и голод. Чудом Эбэ удавалось сохранять жизнь маленького сына. Он в каком-то смысле стал смыслом ее существования, последним, что у нее осталось - и она всеми силами старалась его защитить. Ей казалось, что у нее это почти получилось.
Но грянула зима.
Небо заволокло снежными тучами. Там, наверху, не было видно ничего. Они брели наугад, изредка натыкаясь на таких же потеряных в темноте. Пищи стало не хватать. У Эбэ пропало молоко, ей нечем было кормить детёныша. Однажды он упал и больше не встал, как не просила его мать.
Эбэ осталась одна. Это было ее наказание, ее предначертание. Она приняла его.
Она пережила зиму. Пережила и одиночество, и Черный мор, и долгие дороги. Смирение - вот что принесли в нее многие годы. Когда самые тяжёлые времена прошли, она не стала бороться за новое начало. Молодые семьи, иногда встречавшиеся ей на пути, предлагали Эбэ присоединиться к ним, но та всегда с вежливым поклоном отказывалась. Она решила идти своей дорогой, ничего от нее не ожидая, оставив любые надежды... И сожаления. Что было, то прошло.
Успело смениться поколение. Эбэ состарилась за эти пятнадцать лет мира и благополучия. Память ее сгладилась, ход жизни оказался переоценен. У нее ничего нет - кроме земли под ногами и неба над головой. Время лечит, и прошлое давно уже не приходит к ней в дом без приглашения. Она думает. Думает так много, что в этих думах пропадает любой смысл. Она разглядывает звёздные карты. Никогда они не были так неочевидны и загадочны для нее - и она предпочитает умалчивать, почему. Она слушает. Слушает и дивится тому, как много всего случается у самой земной тверди. Она ходит по северной Пангее, тяжело переставляя ноги. Ее шкура седеет, глаза - слабеют, а мир все так же остаётся молодым.
Пятнадцать лет ее не покидает чувство, что где-то произошла непоправимая ошибка. Она оставила на ней свои шрамы. Единственное, что Эбэ знает точно - ей не хотелось бы, чтобы кто-то её повторял.