Пангея |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Пангея » Нейтральные территории » Травяные холмы
Удивительная форма рельефа, между которой струятся и бегут холодные горные реки и ручьи. С холмов открывается великолепный вид как на горы, так и на зелёные равнины, простирающиеся отсюда и до смешанного восточного леса.
Ветра здесь порывистые и сильные, но они не доходят до тёплых нор одиночек-териодиктисов.
Доступная дичь: лемминги, птицы, зайцы, туры, бизоны | Сейчас в локации: Яцек, Инурэ |
--->Древняя пуща
Путь им предстоит... Ух какой долгий. Недели две, при хорошем раскладе. Яцек в течение ночи выбирал, каким бы именно пойти путем - если бы пошли к тундре, то не факт, что смогли бы пересечь реку. Ей нужно хорошо замерзнуть, прежде чем старик и раненая волчица смогут ее пересечь. Посему они в любом случае пошли бы вдоль реки от рубинового каньона и шли бы до самой переправы. С другой стороны, может, они бы не так сильно ныли от ветра, но теперь пути назад нет - только их теплая и плотная шкурка поможет им справиться с сильными порывистыми ветрами.
- Здесь живут лисы, - кратко пояснил Яцек, когда вдали они увидели одну из нор. На нее старик указал носом и продолжил путь, как ни в чем не бывало. Едва ли у них будут с ними проблемы. Это ведь всего лишь лисы. Куда большую опасность Яцек видел в ветрах. Вполне возможно, что одну из заброшенных нор им придется занять, когда наступит ночь. Но сейчас не ночь, а день. Солнышко, что еще светило на землю, почти не согревало. Только если долго идешь, а оно палит тебе на холку, становится немножко теплее. Яцек иногда забывался, наслаждаясь теплом, и забывал, что у него есть спутник. А вспоминал лишь тогда, когда слышал ее, и после этого сразу же отпрыгивал в сторону, будто впервые ее видит. Заканчивалось все это хмурым взглядом и продолжением путешествия.
Тут было и много дичи. Наверняка им кто-нибудь понадобиться, но пока в животе тяжелел и вчерашний ужин. Охотиться им сегодня придется, но не факт, что они справятся с кем-то крупнее лемминга и зайца. Но им очень повезет, если они найдут больного крупного зверя и отобьют его от стада. Может, стадо и отблагодарить их за то, что они прекратили страдания собрата. А может, и не поблагодарят. В любом случае, для волков это единственный способ выживать. И травоядным с этим стоит смириться.
Волк остановился, завидев высоких холм, скорее даже небольшую горку из камня, покрытую ровным слоем снега. Как, собственно, и камни были покрыты снежком. Тоненьким таким. Ветер его то разгонял, то пригонял с Севера нового.
Яцеку здесь нравилось. На этих равнинах открывался прекрасный вид, а какие запахи ветер приносил буквально отовсюду! Пред носом был целый мир. Волк снова сильно поднял голову, морща нос и опуская уши. Поймав несколько запахов, он вскочил на эту горку, постарался поскорее забраться, но это старому волку оказалось не так просто. Впрочем, он справился, а сильный ветер обдал его шерсть, заставив сщуриться. Но он же принес запах лисиц, дичи и холода. Они дойдут. Они обязательно дойдут.
- Поди посмотри! - Позвал одиночка и отошел немного в сторону. Не так сильно он ценил виды, но знал, что другим понравится. Он невольно продолжал принюхиваться, направляя морду то в одну, то в другую сторону, а уши его тем временем совсем упали от наслаждения, как и голова опустилась немного ниже обычного.
Отредактировано Яцек (02.08.2018 10:00)
Инурэ чувствовала себя гораздо-гораздо лучше. Голова уже не болела, она немного ныла, и немного начинала кружиться, когда волчица слишком сильно перенапрягалась, но в целом к этому состоянию можно было привыкнуть. Ходить было легче, но хищница обратила внимание, что от резких движений и слишком сильных вздохов ее кости пронзает сильная боль, потому старалась двигаться осторожно. Вероятно, ребра были сломаны, но если беречь себя, с этим тоже можно было вполне жить.
Яцек говорил, что он не уверен, вернется ли к Инурэ память, и сейчас она все больше убеждалась в том, что этого, возможно никогда не произойдет. Волчица надеялась, что во сне, когда она наиболее расслабленна, воспоминания будут приходить к ней, но спала она вообще без сновидений - просто проваливалась в огромную черную яму, выход из которой находила только к утру.
В целом пока Инурэ устраивала ее жизнь. Она питалась в меру регулярно, так же отдыхала, у нее была компания и маленькая, но цель в жизни - добраться до львов.
- Лисы? У лис тоже есть своя группа? - поинтересовалась белошкурая, вышагивая рядом с Яцеком. Она все больше привыкала задавать ему вопросы, в основном - обо всем, что касалось окружающего ее мира. Все пыталась отыскать свое место в нем, найти ту нишу, которую могла бы занимать.
Морозный ветер немного холодил нос, но Инурэ это даже нравилось - она сейчас ощущала жизнь во всей ее полноте, наслаждаясь мелочами. Когда вопрос выживания перестал стоять так остро, она наконец почувствовала, как же рада тому, что все-таки живет. Пусть ее история покрыта мраком, но здесь и сейчас было легко и хорошо.
Яцек забежал на небольшой пригорок, и позвал Инурэ присоединиться. Волчица двигалась осторожно, памятуя о своих нежных ребрах, отзывающихся на любое резкое движение.
Встав рядом с Яцеком, Инурэ взглянула на то, что открывалась прямо у ее лап. Ветер взъерошил шерсть на ее морде, и хищница чуть прикрыла глаза, вдыхая все разнообразие запахов, которые он нес с собой. Долина сверкала от покрывающего ее то и там снежка, переливаясь яркими отблесками, где-то вдалеке, маленькими точками передвигалось стадо бизонов. Инурэ почувствовала, как ускоряется сердцебиение от охватившего ее чувства восторга. Она обернулась к Яцеку, совершенно счастливая и восторженная.
- Такая красота, - выдохнула она, и посмотрела на небо. - Тебе никогда не хотелось быть птицей, чтобы улететь далеко-далеко? Посмотреть на все это с еще большей высоты? Мы бы наверное оттуда казались бы маленькими точками… Как вот эти бизоны впереди. А может, можно было бы подняться так высоко, что весь мир бы стал одной маленькой точкой… Как думаешь, это возможно?
Сейчас размышления Инурэ были похоже скорее на щенячьи фантазии, чем здравые рассуждения.
Яцек не просто был ее спутником. Хмурый волк наблюдал за ней и только убеждался в том, что память пока что не вернулась. Если бы вернулась, то Инурэ не смотрела бы на него так, как она смотрит сейчас. Старик видел, что она видит в нем учителя, единственного проводника в непонятный и неизвестный ей мир. И Яцек не мог не поддаться своему желанию все ей показать и изучить. Каждый новый ответ на ее вопрос о приземленном мире становился все более четким и исчерпывающим. Волк старался рассказывать обо всем, что знает, если это поможет взглянуть на мир полнее. Сейчас Инурэ видит его только небольшими кусками, которые ни на секунду не отражают реальности.
- Большинство старается держаться группами. Лисы - не исключение. Вместе легче выживать, чем порознь. Особенно зимой. Зимы очень суровые.
Помимо ее незнания, Яцек замечал и боль в ее ребрах. Она двигалась аккуратно, старалась не прыгать и не бежать. Одиночка и не заставлял ее, потому что все понимал, но помочь ей ничем не мог. Сделать ей мазь от боли, конечно, можно, но надолго это не поможет, да и будет тормозить их. Куда сильнее, чем боль в ребрах.
Волк опустил голову, теперь внюхиваясь в запах самого пригорка. Ветер продолжал трепать шерсть на его шее, а Инурэ, судя по ее вздоху и голосу, была очень вдохновлена видом, который ей открылся. Да, мир чертовски красив. И невероятно огромен. И его не так-то просто обойти. Но они будут очень стараться.
Яцек поднял голову тогда, когда она начала говорить. Он сморщился от порыва ветра и опустил уши, но это совсем не означало, что он слушает ее невнимательно. И ее слова он обдумывал, как и ответ на них. Инурэ была взрослой волчицей, но потеря памяти лишила ее прошлого, лишила ее опыта, оставив только инстинкты. Она была ребенок, с телом, навыками и чуйкой взрослой волчицы.
- Чем выше поднимаешься, тем больнее будешь падать. Пойдем своими лапами, и падение не будет смертельным, - Яцек тряхнул головой и стал аккуратно спускаться с пригорка, иногда поглядывая на бизонов. Сейчас они в охоте не нуждались, да и таких зверей едва ли завалили. Их стоит обойти.
- Мы не птицы, - ответил на последний вопрос Инурэ волк. Это не плохо, и не хорошо. Так просто есть. Родились волками. Яцек уже не рассуждает в стиле "А что было бы, родись я в месте, где принимают, таких как я?", потому что от этого ничего не измениться. Он уже не родиться заново. А если и родиться, то никогда не станет собой, даже если будет носить то же самое имя. Такой вот Яцек. И другого не может быть. Будь у него крылья, он бы летал. Но крыльев нет, есть только лапы. И эти лапы несут его вперед, сквозь травы и снег. И куда-нибудь обязательно принесут.
Яцек ответил не сразу, и его ответ был взвешенным и обдуманным. Инурэ всегда немного удивляло, как он отвечал - по нему нельзя было сказать наверняка, как он себя чувствует и что испытывает. Ответы были максимально нейтральными, без оценочных суждений. Иногда волчице даже могло показаться, что она говорит что-то не то, но довольно быстро привыкла к подобной манере разговора Яцека. Она каждый раз недоумевала, наблюдая за ним: иногда создавалось ощущение, что ничего не может его удивить. Это потому, что он прожил уже достаточно долго, и повидал все на свете? Сейчас, когда хищница смотрела на мир, ей казалось, что полностью изведать его просто невозможно - он был настолько огромен, и каждый уголок таил в себе что-то чудесное. Ей казалось, что она никогда не устанет восхищаться и удивляться.
Яцек был прав - они не птицы, и никогда ими не станут. Но разве нельзя помечтать? Порассуждать о том, чтобы ждало их там, за облаками? Но их окружает сейчас намного большее количество насущных проблем.
- Если бы у волков были крылья, - начала рассуждать Инурэ. - Мы бы охотились на птиц, или ели бы насекомых, как сами птицы? Интересно, как много насекомых нужно съесть волку, чтобы наесться…
Эти вопросы не были адресованы лично Яцеку, слова вырывались практически невольно, просто потому, что волчице нравилось говорить, и нравилось, что есть кому ее слушать.
Волк стал спускаться вниз, и Инурэ последовала за ним, осторожно выбирая, куда ставить лапы. Она немного отстала из-за этого, но когда спуск стал более пологим, снова нагнала самца.
- Почему ты оказался один? Ушел из стаи? - они еще не обсуждали такого рода личные вопросы. Инурэ просто нечего было рассказать, а Яцек сам редко начинал говорить. Волчица почему-то немного тормозила себя, избегая прямого вопроса, но любопытство брало над ней верх. Ей хотелось бы услышать что-то исходящее от Яцека, не просто рассказ об устройстве мира вокруг нее, но чтобы это обрело какую-то личную окраску. К тому же, Яцек выглядел довольно разумным зверем, Инурэ было интересно, как складывалась его история. У него она была, в отличии от самой Инурэ.
Инурэ была так молода... И она еще не успела устать от жизни так, как начал уставать от нее Яцек. Его история измотала его. Горести призваны делать сильнее, пережитая боль призвана делать сильнее. Но все это сказки и глупости. Пережитые испытания ослабляют. Они как челюсти, смыкающиеся на твоем теле, но не добивающие до конца. Челюсти, вынуждающие тебя истекать кровью. Они не дают тебе сбежать, не дают отбиваться. Просто бьют раз за разом все сильнее, ожидая, когда ты рухнешь с лап. И то, что они отстали, тяжело считать только своей победой. Возможно, это трусость - бросить любимых детей, бросить таких же угнетенных и просто убежать. Может ему стоило попытаться сразиться за свою свободу и кровь, сделавшую его таким. Но увы, он убежал и не попытался, обрекая себя на жизнь одиночки. Хорошо это или плохо? Яцек не знал. Не хотел знать. Когда в твоем мнении нет смысла, перестаешь что-либо анализировать или оценивать. Без стаи совсем дичаешь - думаешь только о пути, еде, ночлеге. Раз за разом в одной и той же последовательности. А потом и вовсе перестаешь думать - все получается само собой. Твои челюсти смыкаются, уже не издавая звуков. В речи больше нет необходимости.
Но Яцек слушал ее. Не как назойливый шум, а как собеседника, постоянно собеседника и спутника. Волк пытался не обращать внимания на ее янтарные глаза, но то и дело вспоминал о них, когда она что-то рассказывала. Волку нравилось ее слушать - она была ребенком с горящими глазами. Она знала, что идущий рядом с ней старик ее защитит, накормит и уложит спать. Поэтому она позволяла себе мечтать. Яцек был только рад - она со временем освоится, глядя на своего старшего спутника. Сама будет охотится, сама будет искать себе место для сна. Его роль только в том, чтобы учить ее. Но... Не учить же ему ее только выживать?
- Птицы еще едят рыбу. В рыбе измерять проще, - посоветовал волк, в целом не сильно желая впутываться в обсуждение, но все же было необходимо помочь ей понять мир. Даже таким способом. Пусть мечтает, пока она может. Пусть не смотрит в воду на свои глаза. Пусть не думает о них. Пускай она, как дитя, мечтает, размышляет, смотрит, впитывает. Обучая одиночек, Яцек каждый раз думал, что залечивает душевные раны и учит думать и видеть иначе. Но сейчас у него впервые была возможность научить молодую янтарноглазую волчицу смотреть не через призму своей радушки, а смотреть на мир и других душой.
В какой-то степени старик ждал этого вопроса. Даже несколько раз обдумывал на него ответ. Он не знал, с чего начать. Он не хотел затрагивать стаю - боялся, что у нее появится желание туда пойти, а Яцек не сможет ее отвести, но и бросить не сможет.
- Я родился не таким, как моя стая. Я чувствовал не так, я любил не так, я думал не так. Но я не мог ничего сделать. - Яцек глубоко и тяжело вздохнул. Слова вертелись на языке, но говорить их было безумно тяжело. Даже поступь волка стала тяжелее. Не сейчас. Потом. Если она спросит, он скажет. Но не сейчас.
- Их невозможно изменить. Поэтому я ушел, - волк понурил голову, то ли от печальных воспоминаний, то ли от запаха, попавшего в нос. Он какое-то время внюхивался, даже остановился, вильнув хвостом.
- Не хочешь перекусить? Кажется, я чую несколько леммингов.
- Точно, рыба! - воскликнула Инурэ. Она никогда рыбу не видела и не ела (или этого не помнила), но приблизительно помнила, что рыба живет в воде, она скользкая и… Внезапно волчица вдруг почувствовала острый рыбий запах. Она точно знала, что так пахнет рыба, и ничто другое. Ощущение настигло ее настолько внезапно, что она даже споткнулась, но устояла на лапах.
- Я помню как пахнет рыба, - янтарные глаза волчицы были широко раскрыты. - Яцек, я вспомнила, как пахнет рыба!
Последняя фраза выражала восторг, голос звенел от триумфа и радости. Значит, память вернется к ней когда-нибудь? Может быть, хоть какая-то часть?
А вдруг, это не просто так? Может, вся ее память сокрыта в запахах? Сейчас она подумала про понятие, и та область мозга, которая отвечает за обоняние, дало ей подсказку. Может, наоборот будет так же? Вдруг стоит ей учуять яркий запах чего-то (или кого-то) из ее прошлого, цепочки ассоциаций свяжутся в обратную сторону, и она вспомнит понятие, ориентируясь на запах?
Инурэ захотелось поскорее рассказать об этом Яцеку. Может он придумает даже какой-то план, будет подсовывать ей яркие запахи, которые волк может учуять за свою жизнь. Но волк уже ответил на второй ее вопрос о том, почему ушел из стаи.
Это было одно простое предложение, но Инурэ оно удивило. Некоторое время она просто молчала, а потом спросила:
- Почему? - она сама не понимала, что вкладывает в этот вопрос. Это было чем-то похоже на то “почему” о котором спрашивают волчата, на любую фразу о мире. Почему так работает? “Почему” от Инурэ включало то ли “почему они не могут измениться”, то ли “почему ты не нашел другой способ”, то ли “почему ты родился таким”, то ли “почему это так важно”, то ли “почему вообще такое может произойти в группе, смысл которой облегчать жизнь для каждого отдельно взятого ее участника”.
Яцек предложил перекусить, и Инурэ кивнула. Она бы чего-нибудь съела - она почти всегда испытывала легкий голод. Они наелись туши оленя, а после этого дичь им попадалась мелкая. Поддерживать в себе силы вполне реально, но набить брюхо до отвала - вряд ли.
- А мы можем поймать здесь рыбу? - хищница стала крутить головой, в поисках водоемов. - Я бы хотела попробовать рыбу.
Ей захотелось получить подтверждение, что ее воспоминание реально.
Яцек обернулся, когда Инурэ воскликнула о рыбе. Он пребывал в смешанных чувствах от того, что память к ней все-таки возвращается. И он был уверен, что за то короткое время, что они пробыли вместе, рыбу она встретить нигде не могла. А значит, она ее просто помнит. Помнит, как она выглядит. Что ж, не все потеряно. Может, ее память и не стерлась так, как они оба думали? Может она помнит мир, но просто не помнит событий? Помнит ощущения, связанные с этим миром, помнит запахи, звуки? Может они и позволят ей все вспомнить? В таком случае, дабы вернуть ей память, им необходимо вернуться в стаю, где ей все напомнят. Но... Ее раны все еще не давали покоя. Они были уже не так заметны, но Яцек о них помнил. Раны, нанесенные волками. Возможно, в будущем Инурэ придется сделать тяжелый выбор - воспоминания или жизнь. Настоящая жизнь, разумеется.
- Почему? - с удивлением переспросил Яцек. В вопросе не было какого-то укора, хотя чувствовалось, что вложил он в эти слова куда больше интонации, чем обычно. Но это "почему?" было адресовано не волчице, пусть на нее старик и смотрел, а самому себе. Он задавал себе этот вопрос месяц за месяцем, день за днем. Он задавал себе этот вопрос, когда впервые воспылал любовью. Он спрашивал себя, когда первый раз принимал травы. Интересовался, когда ему пришлось преодолеть себя, чтобы сделать вместе с Фастой детей.. Он все время спрашивал себя, почему ему приходится себя насиловать, почему он просто не может быть счастлив в окружении своей семьи и друзей. Ответ появился сам собой - стая стерла личность, стая стерла семью, стая оставила только стаю. Жить, ради стаи. Жить ради всех так, будто ты не за кого не живешь. Непонятная, гадкая система работы на всех, кроме себя самого. А если ради себя, то все равно на благо стаи. Кому-то просто может понравится то, что он делает для стаи, а кому-то нет. Яцек был из тех, кто эгоистично не желал сгорать ради других.
- Почему, почему... Потому что, - уклончиво ответил Яцек, невольно вкладывая в свои слова издевку. Сейчас просто бесполезно объяснять это Инурэ. Стаю она не помнит, а может и вспомнит, но сама не поймет, что именно вспомнила. Даже для Яцека в стае были счастливые мгновения. Он любил тренировать свой нос, который сейчас учуял без труда маленькую зверюгу, он любил играть со своими братом и сестрой, он любил своих детей, учителя, любил лес, который обошел в свое время по нескольку раз. Эти воспоминания были теплыми, но стертыми из памяти болью. Они не могли перевесить того ужаса, который ему пришлось на себе испытать.
Яцек в какой-то момент вообще уткнулся носом в землю, шмыгнув, а после быстро ответил волчице, даже не оглядываясь по сторонам:
- Мы идем прямо к реке. Если она не покроется льдом, то мы сможем рыбу хотя бы увидеть. Но в такую погоду ловить ее...
Яцек уклончиво не стал говорить о медведях, которые могут эту самую рыбу поймать, но в такое время они готовятся к спячке.А значит точно ловить ее не будут. Может, где-нибудь на берегу они смогут урвать пару рыбешек? Но это только в конце пути. Сейчас Яцек продолжил путь, аккуратно перебирая лапами и дав Инурэ жестом сигнал больше.. Не кричать так сильно. им пришлось пройти не один десяток метров,преждем чем Яцек замер.
Инурэ могла заметить движение среди мхов и лишайников. Что-то маленькое и пушистенькое быстро перебирало лапками, а потом остановилось, чтобы оторвать кусочек любимой полярной травки. В это мгновение волк, подобно молодняку, резко рванул с прыжком на хомяка и, с рыком, попытался сомкнуть челюсти на его боках. Получилось, и в этот раз обошлось даже без травм - зверь сжал в челюстях дергающегося зверька. Последний быстро прекратил сопротивление, а кровь из его тела струилась по зубам и морде хищника. Небрежно Яцек отдал свою добычу волчице - ей еда нужна гораздо больше, чем ему. И именно сейчас он решил начал свой урок.
- Лемминги живут в норах. Они сами роют себе каналы. Они легко прячутся под снегом, но так же легко по снегу и бегают. Кушают мхи, упрятанные под снежной гладью, а затем снова прячутся. Следы их разглядеть трудно, по крайней мере мне, но вот учуять вполне.
начало игры.
Осень стоит хорошая. Крепкая. Не жестокая, но и не мягкая. Такая, какая должна быть, чтобы не забывать о зиме. Она близко, эта зима. Здесь почти не чувствуется: зелень застилает глаза, ручьи журчат, солнце расстилается, окутывая все вокруг теплом. Знай, подставляй бок и грейся: темная шерсть хорошо пьет тепло. Эбэ сложно было устоять перед такой лаской - маленькие глазки мамонтихи то и дело жеманно зажмуривались от удовольствия, когда её темный горб начинал нагреваться. Она ночевала вчера чуть севернее, там не так хорошо.
Звезды благоволили сегодняшней ночью. Дорога не должна быть тяжелой.
Эбэ шла сюда не одна. С ней был ветер, поднявшийся из вечной мерзлоты. Он наточил зубы и был готов учить своих младших братьев вызывать холода. В нем не было пока той морозной суровости, но он рос. Среди холмов он разгонялся со склонов, осиливал подьем, разгонялся в свободном полете и что есть силы врезался Эбэ в спину, разбиваясь об её прочную шкуру. Мамонтихе было смешно и приятно.
Над гребнем холмов появилась её громадная фигура. Неторопливо ступая, шаг за шагом она спускалась в долину. Осень она намеревалась провести в местных краях: нужно было набрать вес перед зимой, и южные земли подходили под задачу как нельзя лучше. Семья, что здесь питалась, в этом году пошла восточнее, и сейчас это место было свободно. Хорошее место. Неудивительно, что в том стаде родилось много здоровых мамонтят.
На этих мыслях Эбэ остановилась и пошарила хоботом под ногами. Трава ещё зеленая, полная сока и сладости. Задумчивым движением она собрала тугой пучок и отправила в рот.
Вкусно.
Эбэ прищурила слабые глаза. Не так далеко от неё, у самой земли маячили пятна: белое и серое. Какие-то животные. Она не сразу заметила их. Пару раз Эбэ хлопнула ушами, разглядывая их силуэты. Волки. Быстроногие существа с чуткими носами. Шкурки у них нежные, как пушок у новорожденных, лапы тонкие и длинные, а пасть полна маленьких острых клычков. Они занимались чем-то, видимо, важным для них. Добрые звери. Эти хищники всегда держат дистанцию, и зачастую пугаются и убегают, если попытаться пристать. Эбэ отвернулась - решила им не мешать. Она удовлетворенно переминулась с ноги на ногу и подобрала новый пучок травы.
Ветер того и ждал. Когда старая мамонтиха зазевалась, рассеянно жуя, он что есть мочи понесся с ближайшего склона, сделал круг возле пары волков и тараном врезался Эбэ в морду. Та часто заморгала и прижала уши. Негодник. Он старше её в разы, а ведет себя как неразумное шаловливое дитя, приносит с собой песок, пыль и...
Запах крови.
Эбэ повернулась назад. От хищников часто пахнет кровью - в этом нет ничего удивительного, ей не раз приходилось наблюдать, как львы и смилодоны загрызали отставших от стад оленей. Но теперь её соседи привлекли её внимание. Эбэ вдруг подумала о том, что здесь волков быть не должно. На севере есть одна стая, но это не её земля: свою территорию те отделили зловонными метками, которых тут никогда не было. Откуда они, эти две бродяжки? Потерялись в пути? Их оставили родичи? Или они - новая семья?
В раздумьях Эбэ с силой вытолкнула воздух из хобота, подняв небольшое облако из сухих травинок. Она не переставала смотреть в сторону хищников, уходя в своих вопросах все дальше и дальше в мысли.
Отредактировано Эбэ (16.08.2018 20:24)
Яцек замолчал на какое-то время, а Инурэ терпеливо ждала его ответа. Ей было интересно, о чем он думает. Может, подбирает слова, для того чтобы объяснить ситуацию волчице как можно проще? Может, вспоминает всю свою жизнь, чтобы выбрать из нее самые значимые события, которые ему хотелось бы рассказать?
Но вместо этого последовало короткое “потому что”. Инурэ чуть не споткнулась от удивления. Потому что? Потому что что?
Она недоуменно взглянула на самца, пытаясь понять, что он хотел ей сказать. Таким образом дал понять, что с вопросами лучше не лезть? Или что он сам не знает, что ответить? Или что считаешь Инурэ слишком глупой? Может, стоит на него обидеться?
Хищница озадаченно молчала, однозначно не зная, как реагировать. Может, Яцек сомневается, и стоит продолжить расспросы, чтобы подтолкнуть его к мысли о том, что Инурэ все-таки в состоянии понять некоторые сложные вещи. Или наоборот, лучше уж не говорить лишнего. Волчица чувствовала себя уже гораздо увереннее, она понимала, что Яцек ее не бросит. Уже не бросит. Но обижать его все равно не хотелось.
После этого, даже когда самец ответил про рыбу, это уже не вызвало у Инурэ такого восторга. Она кивнула, принимая эту информацию.
Внезапно внимание волчицы привлекло движение в траве. Она насторожилась, ушки-треугольники повернулись в сторону звука. Тут же Яцек сорвался с места, бросившись на маленького грызуна в траве. Почти сразу Инурэ ощутила запах крови, который заставил ее желудок болезненно сжаться. Яцек бросил тушку прямо к лапам волчицы, и она с наслаждением впилась зубами в добычу. В данный момент, они как-то оба приняли безмолвное соглашение о том, что Яцек заботиться об Инурэ, но волчица понимала, что когда придет время, она вернет ему свой долг. В конце концов, Яцек был уже не молод.
Пока хищница ела, Яцек начал свое пояснение.
- Это звучит довольно просто, - улыбнулась Инурэ. Пусть лемминг - это создание небольшое, но теплота в желудке немного скрасила замешательство, в которое белошкурая угодила после “Потому что”.
Резкий звук, откуда-то сбоку привлек внимание Инурэ. Она втянула носом воздух, но ветер дул в другую сторону.
- Я погляжу, - бодро вызвалась Инурэ, и, не дожидаясь ответа побежала в сторону звука. Они как раз находились у подножья холма, потому, чтобы заметить неподвижного мамонта волчице довелось преодолеть часть подъема на следующий холм.
- Эй, Яцек, смотри! - мамонтиха не казался Инурэ угрожающей. Она была большой, но стояла практически неподвижно, и волчице подумалось, что если что, убежать не составит особого труда. Без зазрения совести, хищница разглядывала мамонтиху, ее причудливый, свалявшийся мех, длинный хобот и смешные, кажущиеся такими маленькими на такой большой голове, ушки.
Старый волк просто не смог ответить корректно на некорректный вопрос. Но он сам понял это поздно, тогда, когда морда Инурэ стала ну очень возмущенной. Яцек даже ушки опустил и глазки сощурил от некоторой старческой вредности. Но продолжать разговора не стал - им было, чем заняться помимо него.
Мельком, но волк наблюдал за трапезой молодняка. Она всю еду ест с особой жадностью и переярковской скоростью. Очень хорошо. Крайне полезное умение, и когда ты один, и когда ты в стае. В стае кто-то другой может с легкостью урвать вкусный кусочек, пока ты медленно пережевываешь. А в одиночестве кто-то более сильный может урвать твою добычу. И нужно успеть наесться. Но Инурэ ничего не угрожает, пока с ней рядом опытный одиночка-учитель. Он и накормит, и защитит, и научит жить в это мире, кем бы ни был его подопечный - опытным охотником или все забывшей волчицей.
"Просто". Молоденькая неопытная девочка.
- Теперь твоя очередь поймать такого же, - волк ехидно посмотрел на волчицу, но, увы, не смог понаблюдать за ее попытками охоты. Она что-то услышала. И Яцек тоже. Но Инурэ побежала до того, как сориентироваться смог старший волк. На том месте, где только что была Инурэ, осталось несколько костей и мяса. Волчица не доела всего, хотя съела достаточно много. Яцек несколько раз шмыгнул носом, вдыхая запах оставшейся пищи, и отправил несколько кусочков мяса себе в рот. Ему хватило тех секунд, что оставила ему Инурэ перед возгласом, на краткий обед, которого и на зуб не хватило, но вкус все равно приятный.
Яцек не без любопытства поднял голову на довольную от чего-то волчицу. Сначала он зашагал к ней медленно, а потом ускорился, становясь прямо с нею рядом.
Мамонт. Пожилой. Это видно по ушам и шерсти, да даже по потасканному хоботу. Яцек чувствовал определенное родство со всеми, кто был так же стар. Ну, или не так же, но все-таки стар. Но эту мамонтиху он никогда не видел. Впрочем, вообще удивительно, что она здесь одна и без своей семьи. Быть может, она идет умирать?
Куда важнее, что теперь с ней делать. Яцек увидел, как у Инурэ загорелись глаза, и проигнорировать это волк не мог. Он снова посмотрел на мамонта и сказал:
- Ну что ж... Пойдем познакомимся, - говорил он довольно миролюбиво, но не смог удержаться от параноидальной осторожности, - Если что-то пойдет не так - беги со всех ног и забудь обо мне.
Последнее он говорил очень серьезно. Он не хотел сильно пугать волчицу, потому что не знал, какая в ней доля инфантилизма. Вдруг сильно испугается. Он надеялся на ее любопытство. Ей нужно знакомиться с миром. Почему бы не познакомиться с ним таким образом?
В любом случае, Яцек ее защитит и одну не оставит. Да и ему самому очень уж хотелось познакомиться с одиноким мамонтом, пусть он этого желания не выказывал вслух. В любом случае, серое и белое пятнышко приобретало более четкие очертания в глазах мамонтихи - звери приближались, а самый старый из них вечно петлял, изредка пытаясь поберечь раненую ногу.
Когда Эбэ вернулась из своих дум, на холме началось движение. Мамонтиха чуть встрепенулась, снова обратив взор на горизонт, и увиденное удивляло и интриговало её.
Фигурки вдалеке приближались, осторожно, но устремленно. Эбэ щурилась, вглядываясь в их дрожащие силуэты, потихоньку превращающиеся в лапы, спины и хвосты. Белая и серая шкуры. Белая двигалась упруго и торопливо. Серая старалась за ней поспеть, но то и дело припадала, - будто что-то иногда тянуло её к земле, а та увиливала от её цепких лап. Поначалу Эбэ не придала этому значения.
Мамонтиха втянула в себя воздух, и испытала некоторый укол совести. Самец и самка... Они уединились? Эбэ помешала им? Как неловко. Впрочем, не похоже было, чтобы они проявляли друг к другу особую ласку, но на всякий случай ей пришли в голову слова извинения.
Волки вскоре оказались совсем близко. На самом деле, им не было нужды в сильных опасениях: любой из них, даже самый немощный, покуда его держат ноги, всегда был бы быстрее и проворнее такого громадного тела. На таком расстоянии Эбэ уже могла различить выражения их морд, таких внимательных, полных какого-то любопытства, интереса.
В Хвойном Лесу нет мамонтов. Вековые ели царапают им морды, крепкие стволы не дают пройти вглубь, а летнее тепло - душит. Звезды никогда не заставляют их идти через чащобу, и они проходят мимо, у самой границы леса. Волки, живущие там, имеют не так много шансов когда-либо встретить живого мамонта. На этой мысли Эбэ почувствовала себя немножечко гордой - кто знает, может, она первая из своего рода, увиденная ими? Её глазки превратились в маленькие веселые щелочки - её забавляли маленькие народцы, внутри зашевелилось тихое старческое веселье. Посмотрим, что получится?
Мамонтиха приподняла хобот. Глубоко из глотки раздался странный звук, более всего напоминающий гортанный рев или рычание. Большие легкие наполнились воздухом, связки завибрировали... Над холмами раздался негромкий, но тяжелый бас, понемногу складывающийся в медленную осмысленную речь. Мамонтиха говорила со своими встречными, с заметным усилиям собирая фразы.
- Каарбыныы яв. Приветствую вас... Маленькие странники. Сярыныы-ый уру хотугуут-яваа.
Да, ей хотелось поговорить. Она смаковала каждый слог, осторожно вынимая знания из своей памяти. Эбэ это приносило удовольствие - даже если сейчас её новые знакомые в страхе опрометью бросятся вон, одна только возможность приветствовать другое живое существо грела ей сердце. Впрочем, она искренне надеялась, что они останутся.
Вместе с тем, Эбэ начала испытывать некоторое беспокойство о новых друзьях: сейчас, когда они были так близко, ей удалось рассмотреть их получше, и они действительно не выглядели здоровыми. Тот, что заметно был постарше, явно хром, а самочка чем-то сильно потрепана. Маленький народ, ачыгый кыгыл. Такие хрупкие, такие нежные. На старости лет мамонтиха взяла себе за привычку удивляться многим вещам, и одной из них были вот такие вот жизни.
Она тяжело вздохнула, так, как умеют только мамонты.
- Я - Эбэ. Я... Аруу'гяс нэ абаахы. Не причиню вам зла, - сказала Эбэ уже внятнее. Она переминулась с ноги на ногу, на секунду задумавшись о смысле следующих слов, - Приглашаю к тыытар. К беседе.
Яцек нагнал Инурэ к тому моменту, как она вовсю была поглощена созерцанием странного существа. Непонятно, видела ли волчица момонтов в “прошлой жизни”, но в новой это точно произвело на нее свое впечатление. Она не могла предположить, что существуют на свете существа столь огромные, как эта мамонтиха. Инурэ видела бизонов, и огромных оленей, она уже знала, что львы и пещерные медведи больше волков, но чтобы представить себе настолько огромное… Может быть, мамонтиха, благодаря своим размерам, видит все с высоты птичего полета? Вот было бы здорово посмотреть на мир ее глазами! Наверное, она выросла с представлением о том, что не она большая, а все вокруг нормальное, а наоборот - она нормальная, а все вокруг маленькое!
- Да что она нам сделает? - искренне удивилась Инурэ. Мамонтиха выглядела не очень подвижной. Хотя ее ноги-поленья или огромный хобот весили, как две Инурэ, и легко могли зашибить.
Мамонтиха, кажется, заметила волков и теперь тоже рассматривала их. Ее длинная челка прикрывала глаза, и тяжело было судить, куда именно она смотрит, возможно даже, угол ее зрение и обзор охватывает и самих волков, и все вокруг них?
Когда мамонтиха заговорила, Инурэ от неожиданности даже припала на живот, будто бы поток воздуха, вырвавшийся из хобота дивного существ сдул ее. Плотно прижав голову к земле, белошкурая продолжала наблюдать за мамонтихой. У нее был скрипучий голос и странный, непривычный акцент. Она, похоже, действительно была довольно старой. Сколько живут мамонты? Украдкой волчица взглянула на Яцека. Интересно, они одного возраста? Или то, что для волка старость, для мамонта - только начало жизни?
Вообще Инурэ пришла в полнейший восторг. Она было испугалась, но сейчас понимала, насколько интересной может получиться эта встреча.
- Она приглашает нас к беседе! Ее зовут Эбэ! - восторженно сообщила Яцеку итак очевидный факт Инурэ. Вероятно, это было не очень-то и вежливо, но волчица просто не могла сдержаться - ей нужно было разделить с кем-то впечатления. Она поднялась, и сделала несколько шагов по направлению к Эбэ.
- Привет, а меня зовут Инурэ! - волчица почти прокричала эту фразу, очевидно считая, что раз Эбэ большая, и ее уши находятся высоко, она может не услышать, если с ней общаться обычным тоном. Хобот мамонтихи причудливо шевелился, словно жил отдельно от всего тела - сама Эбэ неподвижная и неповоротливая, а ее хобот был похож на очень большую змею. Интересно, когда рождается мамонтенок, он сразу умеет пользоваться хоботом? Или этому нужно учиться как, например, ходьбе? Или даже охоте? Интересно, будет ли это очень по-хамски, прямо сейчас спросить об этом у Эбэ?..
Отредактировано Инурэ (23.08.2018 12:04)
Со временем хромота пропадет. Яцек в это верил. Но все равно старался идти осторожно, петляя среди первого снега. Инурэ была чертовски заинтригована, и каждый ее шаг был быстрее предыдущего. Она с таким любопытством навострила уши и подняла голову, что Яцек невольно усмехнулся - такая молодая. Такая сильная. Ни капли не уставшая, в отличие от ее собрата, что все так же шел с опущенной головой.
Видел мамонтов одиночка только издали. Он не был уверен, что травоядным, да еще таким большим, есть дело до волков. Волки для них, возможно, подобны назойливым насекомым, что постоянно норовят укусить за ногу. Хотя, может и не норовят, но выглядят так, как будто хотят и могут. Впрочем, не мог волк об этом полноценно судить - нужно было спрашивать.
Ее речь, ее громкий бас, наполняющий собою все пространство, испугал старика с непривычки. Он прижался к земле, как и Инурэ, но еще и попятился назад, поджав хвост. Вдруг это бас недовольства? Вдруг мамонтиха их сейчас затопчет? Инурэ правда не понимает, что этот монстр может сделать? Но он заговорил. Медленно, аккуратно, смакуя каждое слово, словно не разговаривала она очень давно. Одиночка мог это понять - если она не со своей семьей, значит и вправду могла давно молчать. Как и Яцек. Для него говорить с Инурэ тоже было в новинку за долгое время. А когда он выл в последний раз... Этого даже не вспомнишь. Хотя выть ему всегда нравилось. Нравилось слушать собственный голос.
Теперь он слушал другой. Голос Эбэ. Частично ее речь была на совершенно незнакомом для волка языке. Видимо, именно на нем мамонты общаются между собой. Было даже удивительно, что ей знаком язык, на котором говорят хищники. Зачем ей вообще знать его?
Когда волк понял, что им ничего не угрожает, он поднялся на лапы (по обыкновению с трудом) и приподнял голову чуть выше, навострив уши и вслушиваясь в ее необычную речь. Он без труда понимал смысл, так как мамонтиха каждое слово проговаривала специально для них. Судя по всему, она настроена на беседу даже сильнее, чем он сам. И, к счастью, Инурэ это было в радость - какая довольная у нее морда!
Сразу же после того, как Инурэ представилась, Яцек склонил уважительно голову, принимая ее приглашение, а затем снова поднял на нее глаза и представился:
- Яцек, - Говорил он немногим громче, чем обычно. В частности из-за того, что сильно кричать уже не мог - его голос угас за годы молчания. Одиночка не мог не заметить, как Инурэ заинтересована, как у нее горят глаза и... сколько наверное вопросов в ее голове. Вопросы были и у Яцека, но он не был в настроении любопытничать - он сделал несколько шагов вперед и устало, по-старчески, уселся, опустив вниз морду. Его уши как-то сами собой сползли вниз, хотя маленькие волчьи глазки теперь пытливо рассматривали Эбэ. Он все еще был напряжен и осторожен, но Инурэ покорила его своим доверием - он просто не мог не поддаться, слишком эта волчица была обаятельна. И Яцек решил ей доверится. Потому сидел, а не стоял, готовясь убежать в любой момент. Хотя, несомненно, он и из этого положения легко может юркнуть в сторону. И юркнет, если ему понадобится.
Эбэ внимательно наблюдала за своими новыми знакомыми. Они ошарашенно озирались и забавно воротили своими короткими прямыми носиками, и мамонтиха умилялась их небольшой неловкости. Зверьки не сбежали от ее приветствия, и это согрело старухе душу.
Маленькая белая волчица с радостью откликнулась на призыв. Эбэ при взгляде на неё отчего-то подумала о звездочке. Крошечной, белоснежной звездочке, упавшей с неба. Ее сияющие глаза особенно напоминали о небесном свете. Мамонтиха уже полюбила этого смелого зверька.
От довольства Эбэ сощурила глаза ещё сильнее, а потом вовсе издала странный, раскатистый звук, содрогаясь боками. Маленькая волчица рассмешила старую мамонтиху, и та густо расхохоталась. Ее хобот приподнялся и выпустил струю теплого воздуха, полного аромата сухой травы.
- И-ну-рэ. Инурэ. Здравствуй, Инурэ. - повторила мамонтиха. Эбэ понравилось имя, - Я эныыруу гын. Слышу тебя, нюлимдя. Не надо кричать.
В подтверждение она пару раз хлопнула ушами. Мамонты плохо видят, но со слухом у них проблем нет.
Второй зверь был осторожнее. Он опасался Эбэ. Он был робчее своей подруги и держался поодаль, наблюдая за восторгом спутницы с некоторым неодобрением. Мамонтиха отметила его напряжение, когда волк коротко представился.
- Здравствуй, Яс-с... Ясе... Яцек, - кивнула Эбэ ему в ответ, слегка качнув дугами грозных бивней. Это имя было сложнее, - Рада знакомству.
Мамонтиха была в предвкушении. Осторожность одного из волков не смутила ее, но даже наоборот, подкрепила желание поговорить. Мысли понемногу выходили из её головы одна за другой, и всеми она была готова поделиться. Она смотрела на своих маленьких друзей сверху вниз, думая, что они, возможно, испытывают нечто подобное. А потому первый вопрос Эбэ задала сама:
- Хотугуут ваа эрээлые, эбээрлые. Дороги бывают длинны и тяжелы. Куда... Куда вы юрыын? Где лежит ваш уут, ваш путь?
Ей очень хотелось узнать о новых знакомых побольше. Если они нуждаются в помощи, возможно, Эбэ здесь не случайно.
<--- Древняя пуща
[indent]
[indent] Через несколько часов упорной, но не то чтобы быстрой ходьбы, изредка переходящей то в бег, то в усталое перебирание лапами, Тодор заметил, как сильно поредел могущественный старый лес, как изменился рельеф и как стало гораздо светлее — Древняя пуща подходила к концу и Тода, по-видимому, был на верном пути. К огромному его счастью, он забрёл не в самую чащу крючковатых деревьев, потому выбрался этим же днём, не делая перерыва в пути на сон или безуспешную охоту на мелкую дичь.
[indent] Итак, отметив весьма существенные различия между врезавшимся в память видом с поваленного дерева в Древней пуще и пейзажем относительно бедным в виде холма с редкой высокой растительностью прямо на пути Тодора да пологого склона справа, переходящего в равнину или что-то ещё, название которому юный смилодон не знал. Вместе с тем усилился ветер, и сухой нос котёнка чутко задрожал: вот он, тот самый запах, что не давал покоя бедному страннику! Вот только след малыш потерял, поэтому несколько неуверенно озирался по сторонам. У смешанного запаха хищников не было конкретного направления, как начало казаться Тодору. Вероятно, ветер либо сменился, либо разнёс пахучий след слишком широко для неопытного следопыта. Так или иначе, клыкастый решил не останавливаться, и для начала нужно было забраться на холм, чтобы осмотреться. Точнее, это был не столько холм, сколько пригорок, однако Тодор плохо разбирался в формах рельефа. Для него вся земля, что была будто выше, чем другая, являлась либо холмом либо горой в зависимости от размеров и цвета.
[indent] Когда деревья, то есть единственная защита от ветра, остались позади, зеленоглазый ощутил всю прелесть и весь ужас этой местности — огромное многообразие новых и знакомых запахов и вместе с тем чертовски холодный и сильный ветер для маленького зверя с ещё мягкой, а не жёсткой шерстью. Удивление, граничащее со страхом, отразилось на печальной морде Тода, когда при подъёме наверх обдавший его порыв воздуха вдруг лишил на пару секунд возможности дышать. Котёнок зажмурился, инстинктивно опустил голову, подставив навстречу воздуху голову, а не чувствительный нос, и замер на месте, так как направил всё свободное внимание на анализ происходящего с телом — как бы не сдуло! Но всё-таки не сдуло. И Тодор почти осознал, как тяжело ему придётся в поисках.
[indent] «Может, мне не стоило сюда идти? Может, я ошибся? Но нет. Нет-нет. Тогда бы ветер не сказал мне, что здесь кто-то есть. Был. Или есть. Не знаю», — смилодон раздражённо фыркнул: ему не нравилось сомневаться. Он так устал от сомнений и пустоты за эти долгие четыре дня, которые бродит в одиночестве, что потихоньку начал учиться отсекать мысли, которые ему не нравятся. Но подавить что-то, что навязчиво лезет в голову, не так-то просто, так что Тода постарался сделать вид, что он — это только его лапы, шаг за шагом несущие истощённое тело наверх, к своеобразному дозорному пункту в виде высокого для котёнка пригорка.
[indent] Постепенно зеленоглазый привык к постоянному шуму в ушах и весьма ощутимому противодействию потоков воздуха и даже как будто осмелел, забравшись на этот пригорок. Чтобы занять более устойчивое положение, малыш лёг на живот; Тодор стал пытаться урвать у ветра возможность осмотреться: он закрывал глаза и весь точно сжимался, выпуская когти в землю, когда истинный хозяин этих земель, гоняющий сухие травинки, забирался ему в гриву, пробирался под шерсть и пробегал по спине сотней мурашек, а потом, когда ветер ненадолго стихал, клыкастый набирал побольше воздуха в лёгкие и попутно наблюдал за почти открытой территорией. Где-то виднелась река, где-то гуляло стадо, а где-то там, откуда сильнее всего пахло волками — вернее, откуда доносился знакомый запах, — что-то делали «два, нет, три» силуэта. Тодор пристально вглядывался в пятна, пока не различил в них нечто очень большое тёмное и рядом что-то очень маленькое по сравнению с другим пятном светлое. Но, к сожалению, зрение юного охотника устроено так, что вблизи он видит куда лучше, чем вдали, а потому Тодор издал средний звук между рычанием и мурчанием с оттенком недовольства и в следующее короткое затишье поспешил сбежать вниз, дабы отправиться на разведку.
[indent] По мере приближения к «пятнам» Тодор стал точнее различать и их запахи. Оказалось, там были два похожих хищника и кто-то совершенно чуждый им. Как ни странно, у котёнка возникли противоречивые чувства: с одной стороны, ему хотелось опасаться их всех, он напрягся, явно страшась этих странных зверей; с другой стороны любопытство влекло его ближе и ближе. Юнец настолько увлёкся происходящим, что невольно припал к земле и стал красться, пускай неуклюже, временами поднимаясь, но инстинкты справились даже с развалистой походкой малыша, они сделали из него самого настоящего маленького смилодона — будущего искусного охотника, который тихо подбирается к жертве на максимально близкое расстояние и выпрыгивает из засады, застигая врасплох. Вот только едва ли Тодор на самом деле остался незамеченным: он крался по открытой местности, а от страха распушил гриву и шерсть на спине так, что стал по меньшей мере в полтора раза больше. Да и видели взрослые волки и огромная мамонтиха наверняка гораздо дальше, чем восьмимесячный котёнок...
[indent] Когда Тода смог различать обрывки слов, он остановился и ещё ниже припал к земле в состоянии, близком к шоковому. Даже ветер больше не отвлекал клыкастого, только надоедливо задувал в уши и заставлял прикрывать иногда глаза. Ещё бы: мало того, что Тод впервые видел кого-то, кроме лисов и себе подобных, так ещё и такого огромного! Обрывки мыслей не успевали собираться во что-то оформленное, как сменялись другими такими же почти неосознанными наборами слов, слогов и междометий. Однако зверёк не смел открыть пасть. Или не мог, поглощённый наглым разглядыванием беседующих на весьма приличном от него расстоянии. Пожалуй, ближайшую минуту уж точно не стоит ожидать от него дальнейшего продвижения. Пока все не уложится в голове, Тодор не рискнёт сделать и шагу навстречу ещё большей неизвестности, чем ранее.
Отредактировано Тодор (11.09.2018 18:21)
Когда мамонтиха отметила, что она отлично слышит, Инурэ немного смутилась от своего невежества, но почти в ту же секунду восторг от встречи с совершенно непривычным и незнакомым для волчицы существом, пересилили всякое смущение. Она подошла еще на несколько шагов поближе, уже совсем без страха и смущения, и села прямо перед мамонтихой. Хищница была вынуждена задирать голову высоко вверх, чтобы поддерживать зрительный контакт. Зато теперь она могла разглядеть все до мелочей: каждую шерстинку, и иногда даже шершавую, толстую кожу, которая иногда проглядывалась сквозь бурую шерсть мамонтихи. Будь ее воля - даже облокотилась бы на ее большущую ногу или хобот, чтобы притронуться и изучить. Непривычный запах почти полностью окружил Инурэ, она старалась вспомнить, чувствовала ли она его ранее. Может, в прошлой жизни? Вдруг сейчас будет, как с рыбой? Но нет, память усиленно молчала. Что это значит? Что Инурэ никогда не встречалась раньше с мамонтами? Или что метод воспоминания через обоняние не работает?
- Мы идем на территорию к львам, это еще далеко отсюда, - доверительно сообщила волчица, а потом оглянулась на Яцека: не сморозила ли глупость? Судя по рассказам старого волка, львы жили где-то в горной местности. Как ни крути, волчица не могла представить Эбэ в горах: разве выдержат шатающиеся камни такой вес? Инурэ вообще было сложно представить, как Эбэ передвигается. Какого ей живется в принципе? Волчица с каждым днем чувствовала себя лучше, к ней потихоньку возвращалась сила и подвижность. Если бы не боль ребрах и быстрая утомляемость (все-таки, видимо, еще имели место быть какие-то внутренние повреждения), белошкурая носилась бы, как угорелая, просто наслаждаясь движениями и скоростью. Наверное, Эбэ не может развить подобную скорость, почувствовать свободу движения. Зато она может созерцать мир свысока. Ее восприятие мира отличается от того, к чему привыкла Инурэ, и потому это было в диковинку, любопытно и интересно. Утратившая память, Инурэ изучала этот мир с нуля, и ее пластичное восприятие готово было без труда принять любую новую информацию, по которой волчица испытывала практически постоянный голод - потому и приставала к Яцеку с расспросами.
Полностью поглощенная мамонтихой, которая занимала сейчас все органы ее чувств, волчица совершенно не заметила котенка, который наблюдал за говорящими, в страхе прижавшись к земле.
От каждого ее вздоха, от каждого ее смешка волк заводил уши назад, прижимая их к голове. Огромный мамонт быстро нашел язык с Инурэ, а Инурэ с ним. С ней. Да, именно с ней. Волчица с такими горящими глазами глядела, что Яцек просто не мог ей мешать, к тому же мамонтиха не представляла угрозы. Всего лишь говорили. Спрашивала, куда они идут, и Инурэ отвечала - Яцек был не против. Ничего взглядом не показал Инурэ. Ему хотелось верить, что мамонт не помешает их пути. Хотя он не был уверен в том, что сможет ее в таком случае остановить. Грозное и крупное травоядное. Два волка ни за что не справятся. А кто мог бы?
Смилодоны. Могучие, крепкие и агрессивные звери. Они убивают волков. А тех, кого не убивают, берут в рабство. Крайне незавидная судьба, которой волк всеми силами старался избежать. И сумел, теперь гуляя по территории одиночек и не приближаясь к территории смилодонов. Он не любил их подсознательно - стая оказала на него большое влияние, да встречи с ними никогда не заканчивались положительно для Яцека - чего стоит только встреча со смилодоном, который чуть не разорвал его в клочья. Благо под толстым слоем шерсти не видны те жуткие шрамы, которые на нем оставил тот кот. Это выглядит, скорее, как легкая старческая плешивость. В общем, почти не заметно. Увидеть можно, только если знаешь, что видишь.
Яцек всегда любил детей. Как он возился со своими новорожденными щенками, как он помогал малькам, потерявшимся в этих бескрайних нейтральных землях. Искренне любил, несмотря на и глупость и порой жестокость. Но сейчас Яцек был напряжен и очень насторожен. И ему очень, очень ен понравилось, когда столь знакомый гадкий смрад ударил ему в нос - смилодон. Еще котенок. Его запах будто смешался с запахом материнского молока, а еще он смешался с остатками местной травы. Своеобразно, но одного порыва ветра достаточно, чтобы запах начал волка душить.
Яцек повел мордой, повернувшись в сторону предполагаемого врага и принюхавшись. Он, очевидно для Эбэ, напрягся еще сильнее - выставил одну лапу вперед и встал без привычной ему тяжести - движение было ловким, быстрым и грациозным, но при этом аккуратным и четким. Он почти не пользовался глазами, пока пятно не оказалось совсем близко, что не смотреть на него было невозможно.
У детей есть маленькая особенность. Печальная, к сожалению. Они не всегда осознают врагов или осознают их излишне, как было с племянником Яцека. Так или иначе, к Инурэ этот котенок был ближе, чем к нему. А то, что этот гад продолжал ползти, было просто переходящим за грань - волка даже затрясло от такой наглости. Его шерсть вздыбилась, губы приподнялись, демонстрируя острые клыки. Яцек сделал несколько прыжков, издавая при этом характерый предупредительный рык - он не смотрел на Эбэ,хотя рыкнуть готов был и на нее. Он своим телом перекрыл волчицу, опустил голову, злясь все сильнее, и только рычал на смилодона - рыка должно быть достаточно, чтобы он понял, что необходимо уйти.
Твердыми лапами волк упирался в землю, уши его были сильно прижаты к голове, а хвост и шерсть торчали в разные стороны, в то время как желтые глаза с угрозой смотрели на молодого кота. И что, что от него так пахнет детством? Он крупный, он охотится и он очевидно опасен.
"Пусть только лапой дернет"
Для Яцека, Инурэ и Тодора
Эбэ лениво пошарила хоботом у земли.
- Львы. Мин-Ачыгый кыгыл. Горный народ, - мамонты не знали других львов, кроме горных племен. Эбэ была хорошо знакома со львами - кошки, не в пример их северным клыкастым собратьям, не охотились на стада её рода. Она не раз видела их в горах, во времена своей молодости. Её было захватила ностальгия...
- Не так далеко, нюлимдя. Рыз-Ныль хотуг, Звезда-Буревестник, в преддверии зимы указывает путь туда. Но нужно перейти глубокую воду... Да-а, - Эбэ немного смутилась. Ей пришла мысль о том, что её спутники не смогут пройти там, где ходит сейчас её род, - Значит, идете на юг? К мары-маагут? По пути стад?
Мамонтиха было стала ждать ответа, но вдруг вздрогнула. Что-то отвлекло её внимание, и она нехотя оторвала взгляд от волков.
Что-то скоро произойдет.
Эбэ вытянула вверх хобот, и ветер доверчиво начал виться вокруг него, обжигая холодом чувствительную кожу. Было в его движениях что-то детское, но отнюдь не невинное: он был похож на шкодливого ребенка, подстроившего взрослым какую-то глупую гадость и ждущего ее развязки. Эбэ снова переминулась с ноги на ногу, на этот раз нервно, беспокойно. Она медленно отвернулась от своих маленьких собеседников и сделала шаг в сторону, разворачивая массивное тело.
Далеко, на юго-западе, за границей горизонта притаились свинцовые тучи.
Эбэ не видела их, но знала об их присутствии. Орлиная Тень сегодня ночью грозила Печати Рек - небо предупреждало о времени дождей. Для мамонтов это предупреждение мало что значило: их толстые, сальные шкуры не промокали даже под самыми жестокими ливнями - не самое важное из предсказаний, о котором Эбэ было быстро забыла - и поздно вспомнила. Она вглядывалась вдаль ещё несколько секунд, а после вновь обратилась к своим спутникам, торопливо (и немного неуклюже) переставляя ноги-столбы. Для ее маленьких друзей это важно.
- Хм. Небесная река услышала, как мы зовем ее земную сестру, и идет сюда. Мы стоим на её пути.
Стоило Эбэ это сказать, как солнце, заливающее все травянистые холмы, потускнело, заметно охладив и без того готовящуюся к зиме долину. Действительно: за самыми дальними из холмов начали клубиться темнотой облака, ещё минуту назад не выдававшие и тени дождливого свинца. Поднялся ветер. Любому станет ясно, что скоро здесь все накроет сильным ливнем, что может быть губителен для ослабленных животных.
Эбэ думала недолго, что-то вспоминая.
- Идем, - мамонтиха качнула массивной головой, но уже заметно веселее, - Под одним из холмов живет тыын-марылай... Водный дух, грызущий камни. Вы скроетесь в его укусе.
Не дожидаясь ответа (или скорее, не подразумевая возможности отказа) Эбэ направилась вперед по лощинке между холмов, возвращаясь на уже пройденный ею путь, уверенная, что за ней следуют. Она помнила, что под одним из самых крутых холмов бил родник: в течении многих лет он вымывал землю и гранит, "выгрызая" в травяной горе небольшую пещеру. Там, как она сочла, ее друзья смогут укрыться от непогоды.
Маленький смилодон, спрятавшийся в траве, остался для Эбэ незамеченным.
[NIC]Эбэ[/NIC]
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/4e/5f/54-1534426318.png[/AVA]
[indent] Первая встреча с опасностью грозилась окончиться для впечатлительного юнца весьма печально. Он всё стоял, как вкопанный, припав к земле, и пристальным, испуганным, но совершенно не хищным взглядом смотрел на троицу из двух волков и мамонта. Естественно, он не знал, что это за звери, и мог полагаться лишь на первое впечатление, инстинкты да на самого себя, едва дышащего и глупо рассматривающего потенциальных врагов. Такие большие, необычные и, по-видимому, злые, они не могли не напугать Тодора ещё сильнее, повернись к нему разом все вместе, однако на счастье котёнка его заметил лишь один из неизвестных. На относительное счастье, разумеется, потому что заметивший вёл себя достаточно агрессивно, и стоило ему прыгнуть пару раз в сторону Тоды, как тот в свою очередь подорвался с места и отбежал подальше, а там вновь развернулся и, тяжело дыша, опять припал к земле. Ты охотишься на меня?.. Тодор правда не понимал, чего именно хочет от него этот странный зверь, пока тот не зарычал, не распушился да не оскалил свои мелкие острые зубы — уж такое очевидное проявление недоброжелательства не понять было крайне трудно; даже Тод догадался больше интуитивно, чем с опорой на личный опыт, и прижал уши, попятился назад. На мордочке мелькнула тень печали, смешавшаяся с тем же страхом, но в целом малыш и сам был не против уйти, если его не хотят видеть. Вернее, у него просто не было выбора, так как умирать совершенно не хотелось, а помощи от этих ребят, судя по всему, не добиться. «Я вам не нужен, да... но... — он хотел подумать «я просто хотел спросить», однако осёкся в мыслях. — ...Но ладно. Справлюсь сам, вы, непонятные звери».
[indent] И, не поднимая ушей, он приподнялся, молча развернулся и поплёлся прочь с этого «кусочка холмов», то и дело оборачиваясь, чтобы проверить, нет ли за ним погони. Что ж, их дорогам не суждено было сплестись, зато Тодор извлёк несколько важных уроков и мнений: во-первых, не все встречные живые существа безобидны; во-вторых, особенно опасные такие как этот матёрый, то есть волки; в-третьих, он не один в этом мире, но все прочие ему не особенно рады; в-четвёртых, он просто обязан найти в себе силы опровергнуть невнимательное отношение к себе окружающих, потому хотя бы, что ему очень нравится противодействовать всему, что старается сломить его. Удивительное качество для столь юного существа, и его проявление способствовало закреплению в его характере упрямства, больше походящего на вредность. Нетерпимость к давлению на себя — благодатная почва для развития мятежного нрава, пускай сейчас она и являлась всего лишь защитной реакцией на очередную удачную попытку жизни оборвать Тодору планы. Он это, естественно, не осознавал, да и вообще сейчас пребывал в крайне мрачном расположении духа. У него ничего не получилось, он не знает, куда идти, болен, голоден, потерял родных, но чертовски хочет жить!.. «Зачем? — с какой-то апатией подумал Тодор, на ходу пожав плечами. — Кому я нужен...»
[indent] Малыш вздохнул. Угрюмые мысли обуревали его всё сильнее по мере удаления от Травяных холмов, забирались в сознание, и зеленоглазый тщетно мотал головой, силясь прогнать тяжёлые думы. Он вдруг понял, что решительно устал и нуждается в отдыхе, что ему совершенно ничего не хочется делать и что идти куда-то без цели не имеет смысла. Так что Тодор обозначил целью на сегодня найти укрытие от перебирающего шерстинки ветра и там уже погрузиться в беспокойный сон в надежде вновь увидеться с таинственными кошками из сна, которых он как будто знал, но не помнил. Медленно перебирая лапами, юный смилодон шёл, не разбирая дороги, пока наконец не выбрал неуютное место под каким-то корявым деревом. Была ли то Древняя пуща, из которой он вышел, Корявый лес к северу от холмов, или ещё какое известное большинству взрослых одиночек место, он не знал, не думал и даже не предполагал. Котёнок просто свернулся в клубок, прижавшись спиной к жёсткой прохладной коре, и быстро замёрз: сбоку задувал-таки ветер, а голая земля словно нарочно пыталась вытянуть из его больного тела последнее тепло... Тодор встал и потянулся до дрожи, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Силы были совсем на исходе, вплоть до того, что ещё немного — и он готов будет упасть тут же под деревом и уснуть на морозе с желанием больше не просыпаться. Но слабый огонёк веры ещё теплился в его душе, к тому же хотелось повидать родных хотя бы во сне, так что Тод, постояв с неполную минуту в раздумьях, начал сгребать опавшие листья из-под живых неподалёку стоящих деревьев. Так он сделал себе примитивное место для ночлега, которое по крайней мере было чуть-чуть теплее мёрзлой земли. Зверь улёгся на листья даже почти вальяжно — он согрелся, пока собирал лесную подстилку.
[indent] Ещё один тяжёлый вздох. Куда-то улетучился весь оптимизм и помимо просто угнетающих мыслей прибавились ещё печальные. Тоска сжала грудь, и Тод тихонько мяукнул, не в силах держать эту боль в себе. Он мяукнул громче — осёкся. «Нет. Нельзя. Меня услышат и всё будет ещё хуже». И всё-таки котёнку тяжело давалось усмирение внутренних демонов, так что он стиснул сильнее зубы, прикрыл глаза и попытался провалиться в сон, способный хоть сколько-нибудь восстановить ему силы.
[indent] «Потом, потом... всё потом».
[indent]
---> Древняя пуща
Отредактировано Тодор (13.11.2018 10:46)
Вы здесь » Пангея » Нейтральные территории » Травяные холмы
